Она казалась мне молочницей с эмалированным бидоном

С тех пор стоят по всей Руси

такие белые, невинные,

в зелёных капельках росы

среди коричневых осин

вот эти шеи лебединые…

* * *

Небо стало очень

синим. С длинным криком

проплывала осень

журавлиным клином.

Целовались губы

с белым караваем.

Пролетали гуси

серым караваном.

Опускались вечером

на резные крыльца,

распускали веером

голубые крылья.

Разводили перьями

в стороны, с разбега.

Улетали первыми

в сторону рассвета.

А под синей радугой

в лепете метели

над весёлой Ладогой

лебеди летели.

Проплывали стаями,

становились снегом,

расплываясь, таяли

и сливались с небом.

Гроза ночью

Когда по небу ходят молнии,

Деревья кажутся лиловыми,

А щёки, милые и мокрые,

Становятся эмалированными.

Как будто наволочку в прачечной,

Берёзку кружит и бросает.

А ты стоишь в сирени плачущей,

Смеющаяся и босая!

Когда по небу ходят молнии,

Родятся женщины красивые,

И возникают песни вольные,

И умирают люди сильные.

Когда по небу ходят возгласы,

Земля наполнена духами,

А мы летим с тобой по воздуху,

И грудь — на полное дыханье!

Но как торопко ты померкла,

Сирень в блестящем целлофане!

О, эта робкая примерка

Двух губ при первом целованье!

* * *

Зима была такой молоденькой,

Такой весёлой и бедовой!

Она казалась мне молочницей

С эмалированным бидоном.

Но чистота её молочная

На брызги белые разлетелась.

Зачем ты на меня, морозного,

Глазами синими загляделась?

К чему, румяная молочница,

зачем, зелёное растение,

мне голову ты заморочила,

задумчивая и растерянная?

Ну, для чего ты мне поверила?

Не удержалась, приласкала!..

Всё, что несла, всё, что лелеяла,

Разбрызгала и расплескала.

* * *

Снег бился из последних сил.

А ветер, как из поддувала,

с бульвара дул и уносил

троллейбус к краю тротуара.

Смотрела из-под синих век

луна, покрытая морщинами.

С дороги подымало снег

и уносило за машинами.

Его вращало колесом,

он не давал ступить ни шага

и улетал за горизонт —

вокруг всего земного шара.

Снег залетал в девичий смех,

в лицо по-новгородски окал.

Снег заметал тяжёлый след

у ярко освещённых окон.

А там Литейного моста

пролёт. Чугунная ограда.

И, как далёкая мечта,

холодный призрак Ленинграда.

Я зарываюсь в этот мир,

в его заснеженные шубы.

Я забываю в этот миг

твои неласковые губы.

И ты не властна надо мной,

смешная, светлая, живая:

как этот снег над головой

летишь, души не задевая!

* * *

Опалённый дыханием вечности,

первозданный, родившийся для

тебя, я клянусь тебе в верности

до конца, до последнего дня.

Мимо глаз твоих синие верески

потянулись с зелёных полей.

Я клянусь тебе, девочка, в верности

всем дыханием жизни моей.

Я клянусь тебе, милая, в верности

этим солнцем над зимней рекой,

этой травкой, исполненной нежности,

этим сердцем и этой строкой.

Общей радостью, общим страданием,

словно лебедь, кричащий во ржи,

я лечу одиноким преданием,

не запятнанный ржавчиной лжи.

Все промчится, рассыплется в ветхости,

словно яркая вспышка огня.

Я клянусь тебе, девочка, в верности

до конца, до последнего дня.

И, завянув, зелёные верески

пролетят мимо синих полей.

Всё равно я клянусь тебе в верности

всем дыханием жизни моей!

Прощание с Братском

Скоро

на Братскую ГЭС

упадёт снег,

станет кружиться

метельное молоко…

Только в душе

я навеки

останусь с ней,

как бы она

ни была

от меня далеко.

Скоро морозом

прихватит живую траву,

вслед за морозом

падут молодые снега —

утром нагрянут

и нашу с тобою тропу

враз заметут,

не оставят на ней

ни следа.

Слышишь, любимая! Я тебя очень люблю —

вот моё сердце,

горячее красное

яблоко.

Руки твои,

плечи твои ловлю —

губы твои,

как таёжная сладкая ягода.

Я раздвигаю плечами

заснеженный лес

и, улетая

навстречу горячим очам,

буду во сне

опускаться

на Братскую ГЭС,

стану тебя,

как стихи,

вспоминать по ночам.

Осень пройдёт,

как любимая,

воспламеня

сердце,

в котором качается

бронзовый лес.

Вспомнишь ли

только

когда-нибудь

ты про меня,

светловолосая женщина?..

Братская ГЭС

Фестиваль

Я славлю утреннее солнце

в движенье праздничного танца,

в улыбке смуглого японца,

в глазах поющего испанца!

Пусть никогда темно и сонно

пожар над миром не клубится —

я славлю молодое солнце

в сердцах шагающих кубинцев.

Пою, как радостную землю,

как рощу, тронутую зернью,

весь мир, который благосклонно

лежит в ладонях небосклона!

Пусть никогда не уставая,

сопутствуемое зарёю,

цветной эмблемой фестиваля

восходит солнце над землёю!

Библиографическая справка

«Месяц». М., изд-во «Молодая гвардия», 1962.

Стихи из сборников

«Первое слово», М., изд-во «Московский рабочий», 1958.

«Встреча». М., изд-во «Молодая гвардия», 1962.

«День поэзии»: 1961, 1962, 1963 гг.

Document Outline

СОДЕРЖАНИЕ

(И. Эренбург)

Желтыми мохнатыми шмелями

Вылупились вербные цветы.

(Вас. Федоров)

Форма С. при помощи родительного падежа (фактически перерастает в метафору):

Колокол луны скатился ниже.

(С. Есенин)

Дед не прочь вдвоем до света

Огороды городить:

— Мой табак, твоя газета… —

Раздвигает зев кисета,

Предлагает закурить.

(А. Недогонов)

Сравнение-образ, в котором оба члена сопоставляются не по отдельному признаку, а по общему облику, сливаясь в микрокартину:

Крычат телеги полунощи, —

рцы: лебеди роспущени.

(«Слово о полку Игореве»)

Дождик лил сквозь солнце, и под елью мшистой

Мы стояли точно в клетке золотистой.

(А. Майков)

Руки милой — пара лебедей —

В золоте волос моих ныряют.

(С. Есенин)

Горы уходят

за́ горы.

Словно

навек наколото

Этого

синего сахара,

Светлого

этого холода.

(Н. Асеев)

По гаснущим рельсам бежит паровозик,

Как будто сдвигают застежку на «молнии».

(А. Вознесенский)

Зима была такой молоденькой,

Такой веселой и бедовой!

Она казалась мне молочницей

С эмалированным бидоном.

(Ю. Панкратов)

Неопределенное С., выражающее превосходную степень состояния:

А когда ночью светит месяц,

Когда светит… черт знает как?

Я иду, головою свесясь,

Переулком в знакомый кабак.

(С. Есенин)

Я не знаю — она жива или в северный ветер ушла,

Та искусница, что кружева удивительные плела

В Кружевецком сельсовете над тишайшею речкой Нить.

Кружева не такие, как эти, а какие — не объяснить!

(Л. Мартынов)

см. также Отрицательное сравнение, Уподобление.

СТА’НСЫ (итал. stanza — комната, помещение; остановка, покой) — первоначально жанр провансальской лирики, небольшое песенного характера стихотворение, отличающееся от длинных канцон, пасторелл и других жанров средневековой поэзии. Каждый С. — это замкнутая строфа, заключающая в себе ясно выраженную, законченную мысль. После чтения каждого С. предполагается некоторая остановка, пауза, как бы для обдумывания сказанного; этим С. отличаются от других видов строфы. В европейской лирике количество стихов в С. колеблется от четырех до двенадцати. В русской поэзии С. принято называть небольшое стихотворение, в каждом С. — четыре стиха четырехстопного ямба с перекрестными (преимущественно) рифмами, при обязательной строфической замкнутости. Стихотворение, написанное стансовыми строфами, называется С. независимо от того, будет ли оно одического, элегического или иного характера; однако общий тон С. — спокойное течение стиха, полного мысли. Впервые в России воспользовался этой формой строфы А. Сумароков. Почти у всех русских поэтов можно найти стихи, написанные С. Непревзойденными остаются С. у Пушкина: «Брожу ли я вдоль улиц шумных», «В надежде славы и добра», «Во глубине сибирских руд».

СТА’РИНА — народное название русской былины. ср. Новина.

СТИЛИЗА’ЦИЯ (лат. stylos, от греч. στύλος — палочка для письма на вощеных дощечках; писание, слог) — литературный прием, воспроизведение особенностей стиля другой эпохи, литературного течения, писательской манеры какого-либо автора или разговорного языка человека, принадлежащего к определенному социальному слою. В романе М. Шолохова «Поднятая целина» стилизован рассказ кубанского деда Щукаря (язык и интонации). В блестящей стилизованной манере написаны «Записки Ковякина» Л. Леонова. (ср. Сказ). «Песни западных славян» П. Мериме — Пушкина стилизованы в духе поэзии этих народностей. Многие стихотворения В. Брюсова в его книге «Опыты» (М., 1918) являются С. античных, восточных или западноевропейских средневековых поэтов. На С. строятся все литературные пародии, утрирующие особенности манеры данного писателя.

СТИЛЬ — совокупность средств и приемов художественной выразительности, обусловленных данной эпохой, которая формирует литературные направления, являющиеся выражением определенных общественных тенденций. Помимо общих тематических и лексических особенностей С. данной эпохи, большое значение имеют характерные стилевые признаки произведений определенного литературного направления, школы, группы и, наконец, индивидуальный авторский стиль.

В старой русской поэтике 18 в. под С. («штиль») разумелась система выразительных средств, применявшихся в литературе соответственно важности описываемого явления. Эта система была разработана и описана М. Ломоносовым, который в «Предисловии о пользе книг церьковных в российском языке» дал развернутое и обоснованное учение о трех штилях — высоком, посредственном (среднем) и низком. Он писал: «Первой составляется из речений славенороссийских… Сим штилем составляться должны героические поэмы, оды, прозаические речи о важных материях, которым они от обыкновенной простоты к важному великолепию возвышаются. Сим штилем преимуществует российский язык перед многими нынешними европейскими, пользуясь языком славенским из книг церьковных. Средний штиль состоять должен из речений, больше в российском языке употребительных, куда можно принять некоторые речения славенские, в высоком штиле употребительные, однако с великою осторожностию, чтобы слог не казался надутым. Равным образом употребить в нем можно низкие слова; однако остерегаться, чтобы не опуститься в подлость… Сим штилем писать все театральные сочинения… Стихотворные дружеские письма, сатиры, эклоги и элегии сего штиля больше должны держаться. В прозе предлагать им пристойно описания дел достопамятных и учений благородных. Низкой штиль принимает речения третьего рода, то-есть которых нет в славенском диалекте, смешивая со средним, а от славенских обще неупотребительных вовсе удаляться, по пристойности материй, каковы суть комедии, увеселительные эпиграммы, песни; в прозе дружеские письма, описания обыкновенных дел». Учение Ломоносова о трех стилях сыграло большую роль в литературе 18 в. и в деле окончательной выработки русского литературного языка, создателем которого был Пушкин.